"Земля и люди", октябрь-декабрь

Забытый участник забытой экспедиции

Королю, например, прибавили за­щитительных возможностей, вза­мен лишив его части прежней боевой силы. Король получил право на рокировку, то есть воз­можность загородиться пешками и ладьей. Но зато теперь проход короля через всю доску на край­нюю горизонталь партнера ни­чего не дает; раньше за такой марш добавлялась пешка. При желании в этом можно увидеть проявление краха королевской власти, потери королями «права на чудо», вроде древней приви­легии английских монархов изле­чивать золотуху. Но опять повто­ряю: такие прямые аналогии неправомерны. Недаром в пору Великой французской революции не только не были сброшены с доски короли, но даже попытки переименования их не удались. А раз правила почти не меня­лись, как можно говорить об отражении жизни в шахматах? Кроме правил в шахматах есть еще идеи. И идеи эти проявили поразительную способность к развитию, притом нередко в уни­сон идеям социального порядка. Параллели между развитием общественных идей, искусства и шахматных идей иногда просто поразительны.

XVIII век. Почетное место среди композиторов Франции занимает Франсуа-Андре Даникан, про­званный Филидором, — создатель любимых народом комических опер. В шахматах — он родона­чальник нового способа игры, новой системы идей. А главное, эта система выглядит на редкость на своем месте в середине и конце XVIII в., в эпоху штурма народом власти короля и дво­рянства. Социальное развитие Европы подняло значение тре­тьего сословия. То же сделал Филидор для пешек. И неожи­данно оказалось, что пешки умеют «кусаться», что их по­строение определяет ход партии, что перевес на пешку может решить результат встречи. Это было больше чем изменением правил — это было переоценкой всего шахматного материала и хода самой игры. Шахматы воз-

никли, судя по легендам, как модель войны. Задумайтесь над тем, что не случайны зигзаго­образные ходы коней, повторяю­щие фланговые удары конницы, демонстрирующие ее возмож­ность прорваться, проскочить сквозь ряды пехоты. Тамерлану казалась мала земля, чуть ли не из конца в конец истоптанная его победоносными армиями. Мала показалась ему и шахматная доска; он заменил 64 клетки ее 110, ввел новые фигуры. Это были его собствен­ные шахматы, достойные, по его мнению, владыки полумира. Но не изменение правил игры вер­нее всего отражает дух времени. Если же говорить о шахматах именно как о модели войны, то победоносным пешкам Филидора легко подыскать параллель в способе воевать, найденном французской революцией. Силу армий конвента составляла рево­люционная сознательность их солдат.

...Сейчас много ведется разгово­ров о том, что шахматы слиш­ком просты, что их нужно усложнить: ведь времена-то нынче другие, с XVI в. много воды утекло и много произошло событий. Однако ни одна из по­пыток реформаторов не имела сколько-нибудь заметного успе­ха. Мало того, много веков су­ществуют на Востоке рядом с нашими шахматами другие — японские, китайские, корейские. У них, как правило, доска со­стоит из большего числа клеток, фигуры разнообразнее, есть пра­вила, усложняющие игру по сравнению с нашими шахматами, которые можно назвать европей­скими, точнее же, индийско-арабско-персидско-европейскими. И все же эти своеобразные виды шахмат, несмотря на кажущиеся преимущества, теряют одну по­зицию за другой. Народы Вос­тока изменяют мало-помалу «своим» шахматам ради «чужих». Что ж, четыреста лет непрерыв­ных побед над народами всего мира без серьезных изменений правил — убедительный испыта­тельный срок. Видимо, шахматы обладают достаточной степенью простоты, чтобы их понял ребе­нок, и достаточной степенью сложности, чтобы в них не смогли до конца разобраться даже самые умные взрослые.